Потерянные страницы (глава 2, ч.3)

Бежать, бежать, бежать… Теперь я брел в полной темноте, не разбирая дороги. О моё лицо, как корабли, в шторм налетевшие на рифы, разбивались капли дождя. Я не видел собственных рук. Я только сейчас понял, что пуля меня всё-таки задела: вошла в мякоть руки, но кость не пострадала. Левая рука висела плетью. Зато в правой до сих пор была зажата винтовка, в ней последние два патрона. Я терял силы. И тут впереди – слабый теплый свет. Призрачное бледное мерцание выглядывало из-за тугосплетенья корней, сучьев и коряг.
Я оказался лицом к лицу со временем. Мои скитания по ночи жизни привели меня к каменным руинам древнего храма, раскинувшего свои необъятные просторы под открытым небом. Храм этот еще давно, сотни, может, тысячи лет назад, повергли копьем наземь, и все, что от него осталось – это несколько высоких обелисков. На их вершинах были начертаны руны, лучившиеся теплом. Свет рун был виден издалека, он прошивал ночь насквозь и, как маяк, не давал путникам сбиться с дороги.

Когда я вступил на платформу, на несколько сантиметров возвышавшуюся над землей, дождь перестал. Он остался там, за пределами магического круга, трепал дырявые листья и в бессильной ярости бросался на невидимую преграду. Даже звуки его завываний не доносились досюда. Я знал, что обрету покой и спасение у приветливых стражей вечности. Я устало прислонился спиной к камням. Блаженный сон все порывался взять меня в свои объятья, но страшная боль из раненной руки каждый раз отгоняла его. Мои веки то закрывались, то вновь широко распахивались, и тут я увидел их.
Волки. Черная рычащая стая. Черней самой ночи. Рычней лопастей мясорубки. Они клубком плотоядной иступленной злости гнались за мной через весь лес, а теперь замерли, недвижные, в предчувствии пиршества. Я оглянулся назад – волки были повсюду, они сжимали вокруг меня зубастое кольцо, их изголодавшиеся по виду смерти глаза сигаретными ожогами оставались на теле темноты.
Я испугался, животный страх (ха!) обуял меня. Дикие животные подкрадывались все ближе, их шаги по выцветшему мху не были слышны, вот они уже у круга, лижут каменный приступ. Им меня не достать, и все равно – страшно. Я принялся рьяно молиться.