Потерянные страницы (глава 1, ч.3)

Внутренности церкви были настолько громадны, что каждый шорох, каждая невзначай подвинутая скамейка или вырвавшийся изо рта кашель отскакивали от стен упругими шариками и разносились вокруг резиновым эхом, в полете сплетаясь вместе и снова разжимая объятия. Вавилонский гомон непонимания стоял здесь круглый год. Теперь же, когда пастор заговорил перед своими прихожанами – тысячами тысяч, что вместились внутрь, - его вдохновенный голос, порой в экстазе срывавшийся на утробное урчание и звериный рык, желеобразной массой заполнил все помещение, стиснул навостривших уши людей между стопудовых плит слов и вышиб воздух у них из грудей.
Он рек, и какофония звуков продиралась сквозь обрюзглое мгновение, доползала до тел собравшихся в зале, проникала сквозь их кожу прямиком в раскрытую на распашку душу. «Братья и сестры, - проповедник воздел руки к небу, - ведь мы, безвольные агнцы, за столько-то лет смирения выслужили для себя право испросить у Владыки нашего исполнения самого заветного желания.

Не бойтесь, сегодня, прямо сейчас откройтесь навстречу свету, дайте ему пройти сквозь себя, и пускай свет этот обнажит самые потаенные закоулки вашего сердца. Быть может, вы сами не знаете, чего хотите, так отдайтесь же на волю нашего Судьи.
Священник продолжал говорить, и картечь его слов ранила каждого, и всего глубже она застряла в груди Н, сидевшего в первом ряду. Он опустил глаза и уже в который раз за двадцать лет ужаснулся виду собственных ног – двух оборванных культей, аккуратно завернутых в полотно брюк. Он уже знал, что попросит: «Если я не могу больше ходить, и протезы мне никогда не помогут – так врачи сказали – то научи меня летать, сделай так, чтобы я взмыл в небо».
Стоило Н шепотом, в полубреду шевеля губами, произнести эти слова, разросшиеся в голове до настоящего, повторяемого снова и снова, заклинания, как он почувствовал, что ему становится дурно, от спертого и задушенного воздуха церкви перед глазами заплясали размытые блеклые пятна. Он увидел, как проповедник спустился с амвона, с высоты тридцати метров, по лестнице о сотне ступеней, и каждый шаг его обутых в мягкие туфли ног был подобен раскату грома.